Потрясающе уютный мрак за окном, стопка журналов и безразмерное одеяло. За спиной.

Утренняя переписка с новым редактором, означающая, что свободного времени у меня ни сегодня, ни до конца следующей недели не предвидится. Добро пожаловать в воскресенье, самый рабочий в мире день.

---

Такой вот писатель...

Желание Японии сильнее самой Японии и всего того многочисленного, что она может предложить и предоставить нам и себе самой в качестве себя. Никакие Японии не могут удовлетворить это страстное и все возрастающее, разгорающееся, самовоспламеняющееся, уничтожающее все и любое как неистинное в яростном порыве, никоим образом немогущем реализовать и удовлетворить чистое желание ее. На то способна только, единственно, умопостигаемая Япония, потому что она сразу уже есть даже Япония в квадрате. То есть все, что есть Япония вместе со всем, что и не есть Япония и вовсе есть не Япония, захватывая рядом и нерядом лежащее. То есть она уже не есть Япония. Вернее, есть не Япония, но – возможность Японии в любых обстоятельствах и точках пространства.

…
Тогда на пути попадались в основном пьяный народ какой-то, дохлые кошки и крысы. Что еще? Ну, ребята из углового со свинчаткой. Ну, трупы неопознанные, может, просто и подброшенные в наш двор, чтобы нас пуще скомпрометировать. А вот Япония никогда не попадалась.

(с) Д.А.Пригов

---

Инверсионная паранойя

Город дружелюбен, я тем паче. Безупречные октябрьские сумерки, принесенный с моря влажный воздух. Скоро будет лучше, хотя иногда кажется, что в это время и в этом месте лучше уже быть не может; скоро будет ярче и чище. Лето испаряется каплей духов на запястье. Пуантовая легкомысленность. В этом городе лето уходит в октябре…
…
Город-картинка. Четкий, какой-то незнакомый в лучшем смысле этого слова. Насыщенные краски. Ясный силуэт. Как фотографии 60-х. В кадре – модели с крупными ресницами, выписывающие пируэты на тротуарах, танцующие с велосипедистами и прыгающие через лужи. Джин Шримптон в шляпке от Dior. У меня несовременные ассоциации, я вообще безнадежно несовременный человек.
…
Есть такая штука – инверсионная паранойя. Это когда человек верит, что Вселенная замышляет какое-то доброе дело для него лично. Знаете, доктор, я вижу свет, я вижу двери, я вижу выход, я вижу цели, я вижу ровную, заасфальтированную дорогу в будущее. К черту ваши тернии, к черту размышления на обочинах. Я проснулась сегодня поздно утром, но успела подслушать этот заговор – Вселенная что-то старательно готовит…

---

– Есть у тебя какие-нибудь политические идеалы?
– Не думаю.
– А какое-нибудь самое захудалое мировоззрение?
– Мировоззрения нет.
– Что же у тебя есть?
– Миросозерцание.
– Разве это не одно и то же?
– Нет. Разница примерно такая же, как
между штатным сотрудником и внештатным.
(с) Сергей Довлатов

Самый аппетитный месяц в году. Просыпаюсь в обед, выхожу на улицу с чаем и кошкой. Жмурюсь на солнце. Необязательный такой месяц, ленивый и томный, сладкая осень. Иду в ближайший магазин за мороженым, потом катаюсь на кривой качели, потом собираю желуди со шляпками и занимаюсь прочими важными делами. Какая учеба, какая работа, стоит устроиться за компьютером, как в окно обязательно протиснется четвертушка солнца. Так и живу: зеваю, тяну руки к винограду, медитирую в тенечке и слушаю Дженис Джоплин.

Меня здесь мало. Я вся ухожу в статьи. Перечитывая их позже, вижу, что и в статьях меня толком нет. Теряюсь на полпути, между прозой безделья и прозой жизни.

---

11.09. - День закономерности

В эфире Первого – еще одна история об американских башнях-близнецах. Вызывают жалость к стране, которая не учится на своих трагедиях. Мир слишком сложен, чтобы смотреть на него с одной точки зрения и рассуждать о нем штампами.

---

Вот так читаешь статью

кандидата философских наук

www.contr-tv.ru/common/2392/ и вдруг замечаешь знакомые слова. Серьезный умный человек цитирует мою почеркушку, называя при этом "Кинокритик Дарья Печорина". Ужас. Мне стыдно. Я обманываю этот мир.

---

Hold up... hold on... don't be scared
You'll never change what's been and gone
May your smile... Shine on... Don't be scared
Your destiny may keep you warm.

Внутри меня бьется компас. Не спасают теплые книжки с черно-белыми обложками, не спасает twenty years и imagine. На этот неделе на моих глазах дважды умер Джон Леннон, рухнули мачты, закутавшись в алые паруса заснули бездомные кошки. Мир – heathen chemistry. Головокружительно.

Hold up... hold on... don't be scared

Скажи мне, как правильно. Скажи, как надо. Я не собираюсь прятаться за спины страдающих аутизмом. Я не собираюсь стыть в кортасаровском совином годе одиночества. Я приравнена к нулю, hold up. Бросаюсь незаконченными предложениями. Человек с привычками радостного мизантропа. Скажи мне, как надо.

May your smile... Shine on...?


Осень-) Ей богу, осень-)

---

пообещайте мне, что я смогу еще когда-нибудь влюбиться. хоть раз.

---

Написано давным-давно одному замечательному знакомцу, случайно найдено и извлечено на свет божий.

Между где-нибудь и нигде

Я давно решил, давным-давно. Как там, и но нака но кавадзу…лягушка, живущая в колодце, большого моря не знает. Домо, сицурен. И глупый город остается за спиной, и обидно тебе, и жестоко-равнодушно. И отражение в мутном стекле беспокойно улыбается, и вокруг больше никого. Сегодня ночью я шаман и чародей, я варвар и творец.

…
Почему так? Я не знаю, правда не знаю. В какой-то жизни я должен быть один. Почему-то так надо. Одиночество – красивое круглое слово, истертое от ежедневного произношения до застиранного цвета. Поэтому о нем лучше не говорить. С ним можно гулять по городу, кататься в трамваях, плыть по течению на старой деревянной лодке. С ним можно на парижском чердаке выращивать кактусы и рисовать Таро. С ним можно водить по столу белым блюдцем, вызывая духов поэтов-декадентов. С ним нельзя лишь просто жить. Поэтому я уже не здесь, еще не там, неизвестно, где и когда буду и чем «где-то» отличается от «нигде»… Что ты делаешь?! Выплюнь это слово, не надо, нельзя!
- О д и н о ч е с т в о . . .

…
Назад дороги нет, это иллюзия. Стоит обернуться, как на тебя набросятся все призраки осени. Слишком многое осталось за спиной. Большое, важное, безмерно обиженное прошлое. Я время от времени покупаю ему лимонные леденцы, но оно не прощает. Быть может стоит предложить ему карамель?

…
Ты знаешь, как скрипит под подошвами ночной город. Беги, тебе ли стоять на месте? Тебе ли носить свитера? Тебе ли думать пустые повседневности? Тебе ли коситься на уличных музыкантов? Тебе ли не знать, что за рядами многоэтажек есть горизонт? Беги… Пожалуйста.

Тебе ли жить в колодце? Тебе ли не верить предсказаниям безумной рыжей гадалки? Тебе ли не знать, что любая дверь таит подвох и ждет удобного случая… Зачем? Чтобы привести наконец путника туда, куда он хочет. Вспоминай об этом, когда бездумно входишь в темную комнату. Может успеешь подарить этому миру след своей усмешки. На перепутье всегда так – лучше улыбаться.

…
Ты знаешь, я иногда ношу часы. Старые, потемневшего серебра с толстым поцарапанным стеклом. Вот только часовая стрелка на полциферблата опережает московское время. 2:30. Спокойной ночи… Токио?

…
Я могу позвать тебя с собой. Я ведь звал уже. Не раз. Но я не вижу твоих дорог, а ты не видишь моих. И каждый раз мы приходим в разные места, и каждый раз я не знаю, где заблужусь и г д е н а в с е г д а п о т е р я ю и з в и д у т в о й с л е д

…
Ладно-ладно… Я буду рассыпать по пути кофейные зерна. Вдруг кто-то сможет меня найти? Просто так. Сидеть в распахнутом окне, есть апельсины и читать Хармса. Я сам, как театр абсурда? Мне не нужны ни декорации, ни сюжет, ни актеры? Кто знает, кто знает… Сумимасен, сумимасен. Мне пора… А у тебя… А у тебя Хельсинки спозаранку, тебе во сне Клод Моне разрисует зонтик французским ванильным небом, тебе незнакомый мир движется навстречу. Ведь просто жить уже все равно не получится. А нам только этого и надо…


Не_Забава.
Недалеко от Краснодара, полночь.
Бест регардз.

---

Как я провела лето-2

Кофе, кофе, какой у тебя вкус? У тебя вкус крайне редкого дежа вю. Джезва в пыли, два месяца, три? Наглядное утверждение кофенезависимости. Кофе, у тебя вкус разочарования, я устала от твоей горечи, от крепких зерен и звуков кофемолки. В крохотном магазинчике, сжатом со всех сторон, я покупаю чай. В китайскую «пороховую смесь» добавляю лепестки роз, цедру лимона, кусочки персика и немного корицы. «Золото Лапландии» - в полночь, черный терпкий «Кенийский рассвет» - утром. У меня в чашке – отражение солнца Африки, у меня в чашке – вкус поэтической бесстрастности. Кофе слишком резок и громок, ему не хватает дзенской пустоты. Мир меняется-) К чему допинги? Моя энергия – во мне.

---

Как я провела лето-1

***
В Анапу мы приехали в полночь. У меня было отвратительное настроение – я не люблю цветущее анапское море и его мелководье. По пирсу на фоне ярких огней набережной бродили черные силуэты, тонкие и изящные, как африканские статуэтки. На востоке одна за другой срывались звезды. По кромке воды, придерживая на бедрах длинную юбку, прошла девушка, прямая и смелая. Я вжалась в песок, внутрь, в себя, раздражалась от собственного молчания, а когда звон позвоночника дошел до критической отметки, побежала в воду. Отвратительный анапский берег! К горизонту нужно плыть, а не бежать! Вдоль пирса, дальше от пирса, туда, где море и небо сливаются в сплошную черную субстанцию, имя которой – промежуточность. В ночном море живет страшное одиночество и полнейшая отрешенность.
На берегу началась новая жизнь. Каким-то чудом под утро нашелся капучино и первоклассный чизкейк, а в гостиничном номере – бордовые подушки и стойкий запах бергамота.

---

Оставляете коммент, я выбираю в профиле 4 интереса, и вы о них пишете у себя в дневнике. Слова выбирала  Юстасия-)

чувствовать взахлеб
щекотный восторг

Одно заменило другое. Жадное «взахлеб» в двадцать лет сменилось «щекотным восторгом». Модная нынче идея о плотности ритма и полноте жизни обнажила облущенную изнанку – бог мой, всего-то еще одно проявление жадности. Как алчное раздирание нераскрывшегося еще бутона. Вместо «чувств взахлеб» (darling, помнишь, я умирала от любви, расцарапала обои напротив своей подушки, потом сбегала босиком по ледяным ступенькам и считала минуты между приступами истерики) появилась щекотная неуловимость. Восторг окружил, покрыл второй кожей. Оказалось, что это гораздо интереснее, чем взвинченность до предела. Растем?-)

ноябрьское море

Я не люблю море летом. Это зной, невкусный кофе, мутная вода и запах тысяч человеческих тел. Я не люблю, когда море вспенивает столько человек. Море в ноябре не носит никакого прикладного характера – я приезжаю к нему не для того, чтобы поплавать, покричать, разбрызгать. Лежу на пустом берегу, пью чай из термоса и подкармливаю воображение безупречной картиной горизонта.

1 км до рассвета

Населенные пункты с названием «Рассвет» разбросаны по всей стране. Я встретила два – где-то около Ростова и, кажется, между Анапой и Новороссийском. Так получается, что указатели «1 км до рассвета» я всегда проезжаю по ночам, обещание скорого рассвета видится надеждой на светлое будущее и запускает тот неведомый механизм, который под шум колес по трассе способен выдавать одну мечту за другой.

---

Женская проза, японские туфли и кошачья смерть

Я люблю то, что называют «женской прозой». Просто обожаю. Она неглубока и спокойна, как речное мелководье с аккуратной круглой галькой. И жемчуг речной, чесслово, иногда встречается.

Сегодня на почте забрала килограмм книг из озона. Среди них – «Годзюон» Нины Гладковой, тоненькая книжечка с безупречной обложкой, выпущенная тиражом 1000 экземпляров. 46 маленьких рассказов – впечатлений о жизни в Токио. Знаете, такие чисто женские заметки о шляпках, туфельках и зонтиках. Между ними – бесконечное японское небо, авторское «я» и настроение ненавязчивой праздности, которой, чувствуется, автору с лихвой хватает. Фантастически легкая, но впечатляющая книга. Впечатляющая – в прямом смысле, наполняющая впечатлениями.
Но… Я правда не знаю, как ей удается, но в какой-то момент эта простенькая и легкомысленная книжка, такая ситцево-милая и приятная во всех отношениях, вдруг оборачивается бездонным дуплом, отдаленно напоминающим замогильные творения Ренаты Литвиновой. Вот автор сравнивает несерьезные и смешные японские туфли с безобидным кастрированным котом, обсуждает последнюю коллекцию Луи Виттона и пишет, что косметика Сисейдо ей не к лицу, а на следующей странице меня ждет описание смерти кошки в пустой московской квартире. За все свои двадцать лет, из которых шестнадцать держу в руках книги, я не прочитала ни одного описания какой бы то ни было смерти, подобного этому. Ни одного. Всего-то в пару абзацев.

А говорят, «женская проза». Пренебрежительно так. Не всерьез.

---

И ангелы сквозь провода
Взлетают в городскую высь…(с) Ходасевич

Скоро сентябрь.
Скоро утро будет хрустеть, как зеленое яблоко. Скоро на кухне поселится корзина винограда. Скоро будут мерзнуть руки. Мне бы отряхнуться от этой меланхолии, испачкать губы черничным вареньем и молчать в книжку.

Мне не спится. Под утро пошла гулять. В паре шагов от дома остановилась от звуков джаза ниоткуда, с трудом пробивавшихся сквозь плотную листву. Так не бывает. Терпкое такое счастье, царапающее своего откровенностью, скатывающееся с покатых плеч мягкими оборотами. Счастье с узкими ладонями, молиться на него, молиться ему, нервно смеяться, обрывать листья с деревьев и выкрикивать все свои мечты - все до одной, я их помню, я всегда помню о них.

Скоро сентябрь. Беремся за руки и следуем за Пестрым Дудочником из баллады Роберта Браунинга.

---

Шива продолжает танцевать

Засыпала поздно, просыпалась под подушкой, под душным августовским потолком, расталкивала коленями вчерашние книжки. Света не было, ни в одной лампочке. А у меня – нет чайничка, который можно поставить на плиту. Варила чай в кастрюле, чай со свежими смородиновыми листьями и горстью ягод. И знаешь, как-то так посветлела на полтона. Вот ты говоришь: «Счастье, счастье». Ищешь, значит. Ты его ищешь, а оно вечно появляется откуда-то сбоку и сзади, обнимает за шею и смеется. И знать не знает о твоих метафизических поисках и духовных метаниях.
Счастье не выпрыгнет из-под земли, не вытащит из кармана сиреневого плаща выигрышный билет всей твоей жизни. Оно танцует по клавишам старого рояля в той консерватории, мимо которой я пробегаю чуть ли не каждый день. Оно стучит каблуками, звенит бусам, это праздношатающееся счастье. Ему ни до кого нет дела. Оно никому ничего не должно. Ты можешь подцепить его звенящий силуэт на кончик карандаша, подслушать краем уха, посмотреть, додумать. И можешь присоединиться. Но поиски твои – право слово, лабиринт из перегоревших спичек.

@музыка: Mucc - Wine Red no Kokoro

---

У кого-то из некогда милых мне молодых людей 1 августа день рождения. Не помню, у кого, но в любом случае, поздравляю.

---

У меня отличная работа. На нее не нужно вставать на рассвете, на нее не нужно ехать в общественном транспорте, на нее невозможно опоздать. У меня нет начальника, а у важных-серьезных редакторов я могу спросить, как прошла рыбалка, какая погода в Париже и «ничего, если я пришлю статью на следующей неделе?». Моя работа начинается ближе к ночи, я варю кофе, включаю музыку, открываю Word и пишу, что хочу, а чего не хочу – того не пишу. У меня чудная работа, потому что не работа она вовсе. Она – ненавязчивое и регулярное творчество.

И все вышеперечисленное стоит выучить наизусть и повторять в минуты обострения любви к дивану или городским кафе. Потому что если бы унылая картина мира была единственной реальностью, я бы не строчила сейчас между двумя статьями третью, без перерыва на полуночный ужин, и не остывал бы мой кофе почти нетронутый. Amen.

---

Со всей упоительной нежностью к Ягучи-сан

Человек с самыми красивыми в мире ключицами, демиург чужих вселенных, катализатор и без того прогрессирующих сумасшествий.

Happy birthday, darling-)

---

Всё будет рок-н-ролл

В Москву хорошо приезжать, хорошо из нее уезжать. Я люблю Москву за ее показную серьезность, у нее лицо взрослого, истосковавшегося по своему навсегда, целиком и полностью ушедшему детству. Мне иногда жаль ее, но совсем чуть-чуть, иначе – обидится.
Я люблю Москву за ее иностранцев. За немцев, неспешно курящих сигары в кофейнях на Старом Арбате, за итальянцев, оживленно жестикулирующих на каждом углу, за англичан, читающих свои путеводители за крепким кофе, за смешных японцев, примеряющих в сувенирных лавках буденовки и ушанки. Только иностранцы в Москве – абсолютно счастливы, открыты, интересны. Я люблю Москву за ломаный русский и чужую речь за спиной.
А еще… еще я люблю Москву за ненайденные еще судьбокрестки, за разбросанные по карте кофейни и совершенно прекрасные книжные магазины, в которых, разумеется, нет Керуака. За ветер Нагваля, который настигает после ночного сеанса Гарри Поттера, за ветер перемен, который путается под ногами и разбрасывает по квартире Таро. За слоган «Всё будет рок-н-ролл!», которым Москва провожает за МКАД.

Дома хорошо и просто. Завариваю чай, крошу захваченные в Туле пряники, листаю френд-ленту и жду заката. В Краснодаре бесчеловечная жара.

С дзенским спокойствием читаю письма: «Если с вами и вашей почтой все в порядке, то убедительная просьба:
срочно выслать статьи!». Меня ждет ночь поклонения эпистолярному жанру.

---

Уезжаю в Москву, на концерт Metalliсa. Ага. Оставляю редакторов угрызаться совестью по поводу невыплаченных вовремя гонораров. Сушу сухари.