Amantes- amentes...
«Шестого декабря тысяча девятьсот семьдесят третьего года, когда меня убили, мне было четырнадцать лет». (с) "Милые кости"
Девочка Сюзи погибает от рук маньяка в те времена, когда о маньяках-педофилах никто и не думал. Пока тот прячет ее расчлененный труп, девочка навсегда прощается с миром и попадает в иные края. На небесах она исполняет какие-то свои пустяковые мечты, водит хоровод со стаей бродячих собак, а ее подруга-вьетнамка на тенор-саксофоне играет блюз на ступеньках их общего дома. Вот только все это происходит в вечном вчера, и девочка круглыми сутками следит за буднями своих родных, за тем, как заполняется оставшаяся после нее пустота: тринадцатилетняя сестра лишается девственности под старой опрокинутой лодкой, мать изменяет отцу прямо на балконе больницы, в которой его оперируют, а убийца каждый вечер преспокойненько перебирает коллекцию трофеев, оставшихся от жертв. Грустно, трогательно и порой больно читать, как при ангине. Несмотря на то, что читаешь не вслух.
По мне, так даже не история девочки, разглядывающей жизнь своей семьи сквозь призму всепонимания, оказывается самой душещипательной. Бесконечно печальной кажется история ее матери, случайно, по неопытности, променявшей все сногсшибательные планы на семейную жизнь. Превращение хранительницы таинств в хранительницу домашнего очага. Она красит губы ярко-алым, целуется украдкой с трогательным полицейским, смотрит сквозь детей и вечерами, глядя в окно, с удовольствием перемывает горы посуды, пока темнота не выведет на стекле ее отражение. Ее с каждым днем разрушает одиночество в благополучной семье. Первые годы она отгораживалась от мира томами книг о древнегреческой мифологии, затем надевала дежурную материнскую улыбку и приступала к повседневностям. Потом обманки приелись, притупились, и она перестала метаться. Это один из самых моих больших страхов. Оглянуться и увидеть, что ничего не вышло. Ничего – в глобальном смысле. Жизнь, реинкарнация насмарку. И побег оказывается не лучшим выходом, и панацеи не существует. В лучшем случае есть плацебо. Или цикута. Это уж кому как.
Девочка Сюзи погибает от рук маньяка в те времена, когда о маньяках-педофилах никто и не думал. Пока тот прячет ее расчлененный труп, девочка навсегда прощается с миром и попадает в иные края. На небесах она исполняет какие-то свои пустяковые мечты, водит хоровод со стаей бродячих собак, а ее подруга-вьетнамка на тенор-саксофоне играет блюз на ступеньках их общего дома. Вот только все это происходит в вечном вчера, и девочка круглыми сутками следит за буднями своих родных, за тем, как заполняется оставшаяся после нее пустота: тринадцатилетняя сестра лишается девственности под старой опрокинутой лодкой, мать изменяет отцу прямо на балконе больницы, в которой его оперируют, а убийца каждый вечер преспокойненько перебирает коллекцию трофеев, оставшихся от жертв. Грустно, трогательно и порой больно читать, как при ангине. Несмотря на то, что читаешь не вслух.
По мне, так даже не история девочки, разглядывающей жизнь своей семьи сквозь призму всепонимания, оказывается самой душещипательной. Бесконечно печальной кажется история ее матери, случайно, по неопытности, променявшей все сногсшибательные планы на семейную жизнь. Превращение хранительницы таинств в хранительницу домашнего очага. Она красит губы ярко-алым, целуется украдкой с трогательным полицейским, смотрит сквозь детей и вечерами, глядя в окно, с удовольствием перемывает горы посуды, пока темнота не выведет на стекле ее отражение. Ее с каждым днем разрушает одиночество в благополучной семье. Первые годы она отгораживалась от мира томами книг о древнегреческой мифологии, затем надевала дежурную материнскую улыбку и приступала к повседневностям. Потом обманки приелись, притупились, и она перестала метаться. Это один из самых моих больших страхов. Оглянуться и увидеть, что ничего не вышло. Ничего – в глобальном смысле. Жизнь, реинкарнация насмарку. И побег оказывается не лучшим выходом, и панацеи не существует. В лучшем случае есть плацебо. Или цикута. Это уж кому как.