Совокупность иррациональных чисел.
Мы называем это дырой.
(с) какой-то хиппонский фильм

У меня болит голова, плечи и внутренний мир. Я нашла четыре адреса Санта Клауса, завтра буду писать письма. Нет ничего актуальнее, чем июльские письма на Arctic Circle.
Мне все это снится. Я мою голову, крашу ресницы, съедаю по дороге полкилограмма персиков, пью апельсиновый сок, капучино, листаю путеводитель по Праге, думаю о том, что Бротигану подошла бы красно-желтая клетчатая рубашка, проветриваюсь грозовой тучей, встречаю Теххи и Юлю-сенсея, у Теххи бусы, фееричность и кухня, на которой она никогда не бывает одна, иду домой, думаю о Санте, возвращаюсь той же дорогой, мимо персиковых косточек на обочинах и доверчивых окон. Мне все это снится, и я возвращаюсь туда, откуда все началось, и за стойкой вестибюля моего же отеля меня встречают словами «Welcome home, мистер Джон Малкович». Расставь все по местам, мир, а где моё место – я тебе подскажу. Мой персональный марципановый домик в тяжелом стеклянном шаре.

---

Вчера в полдень на самом краешке Ростова Не_Забава вошла в прямой контакт со Вселенной. На обороте посадочного талона рейса «Краснодар – Москва» авиалиний «Сибирь» было написано открытое письмо, начинающееся со слов «Дорогая Вселенная!», которое вскоре торжественно отправилось к адресату посредством синего почтового ящика.

…

А улица Вселенной – это и не улица вовсе, а огород какой-то. Что, впрочем, вполне логично.

…

Улицы начисто выметены подолами свадебных платьев, а с моста через Дон бумажные самолетики не летают. Не летают и все тут.

---

(с) Юлия Идлис

* * *



...родилась слишком поздно,

все мои мужчины давно выросли,

пережили душераздирающий роман с другой женщиной,

стали встречаться с хорошей знакомой,

иногда спать;

и теперь они хотят такую дочь:

совсем уже взрослую, без всяких этих детских

корь-скарлатина, что тебе из командировки, кто поведёт в бассейн;

большую уже (а ведь недавно ещё, да-да, и уже сама зарабатывает)

хмурую с утра, рижский бойфренд, завтрак в полпервого;

с удивлением обнаруживать на полочке в ванной

крем-депилятор, в кармане пальто Durex маленького размера

надо же, думать, вот и, конечно,

только это, видимо, несерьёзно,

выпускать такие маленькие презервативы.



Такую дочь водить её в кино мороженое туда-сюда

говорить о книжках в терминах радикального персонализма

в такси указательным по ямочке на её затылке

путаясь в волосах стесняясь сзади мужик на "мерсе"

вздрагивать от звонка понижать голос совещание

едем в машине я тебе перезвоню завтра занят

и я тебя тоже конечно целую пока

руку на её коленку, поднимешься? сегодня можешь остаться

если не рано в школу, можем на раскладушке;

ловить её вечно ускользающий запах

на своих ладонях когда.



В общем, такую, как положено, немного влюблённую в них,

немного ревнующую к маме.



* * *

имена ангелов по-французски: не зна, низаче, ника.

бог вынимает речь рукою из тайника;

я принимаю речь, и прячу её за щекой,

и накрываю рукой.



каждый раз грудь наполняется воздухом, а дыхание – смыслом, пока

слюна собирается на кончике языка,

и запинается голова моя на твоём плече:

не зна, ника, низаче.



ребёнок, засыпающий на полуфразе у матери на руках,

склеротик, заика и просто витающий в облаках, –

заново называют ангелов неисчислимые тьмы,

как делаем это мы,



когда ты ангела моего Лю

осторожно губами снимаешь с моих неподвижных губ,

а потом ведёшь ладонью вниз по моим позвонкам, –

и как теперь и зачем, когда на твоём затылке моя рука?

Не зна.

Низаче.

Ника.



***

ищет крошку, копейку, хрусталик на дне глазка,

по перекладинам букв подпрыгивает слегка,

почерком наклоняется влево, наклоняется вправо, на-

ходит и ходит волна за волной волна

и говорит: в последнее время что-то всё как-то не то;

что тебе минотавр или норковое манто,

мелочью шебуршать в кармане, ореховой скорлупой,

маме сказать, что с Ваней, на самом деле – с тобой

где-нибудь у подъезда, на берегу, в кино,

за чьей-то дышащей пазухой, словно за каменною спиной,

с трудом шевелить слогами распухшими, шелестеть

страницами, словно книга, пустырником, словно степь,

и думать, что это, может, всё помимо меня

кончается время, начинаются последние времена.





* * *

...и тогда он написал про меня:

ускользающая написал

красота доходит до уровня глаз

и там рассыпается

ты засыпаешь у меня на руках

(лицом у меня в ладонях)

как будто ты – это самое-самое

то самое

что у меня есть

и тогда я думаю

напиши что-нибудь неслышное

что-нибудь о дыхании

ускользающем между

указательным и безымянным

---

***

Мне звонят из Питера, звонят из Ростова и Москвы. Рассказывают о крышах, кришнаитском прасаде и черно-белых китах. Я пропиталась чужими впечатлениями, ближе к ночи блуждаю в четырех мыслях и пишу неадекватные рецензии на созерцательное кино. Мне бы хоть одной пяткой попасть в рамки здравого смысла. Пишите, звоните, рассказывайте, как ранним утром пахнет ваш воздух, сколько ступенек на лестнице в небо, кто стоит за соседним поворотом, где сейчас уличный музыкант поет «Полонез».

***

В моем почтовом ящике немножко окинавского берега и много-много горизонта.

***

Дзё Канамори на чеховском театральном фестивале. Японский мальчик-излучинка, тростинка, чуточка. Важный-серьезный режиссер, кивает, морщит лоб. Когда-то один русский хоккайдец пытался объяснить мне смысл понятия «сибуи», в ход пошли рассветы на горе Фудзи, сравнения с неподвижным озером, в которое упал камешек и прочие дзенские штампы... Сибуи – это когда июльский ветерок касается плеча Канамори-сан. Господи, ты лучше всех (с) Лучшее, твое творение, господи, - мальчики-излучинки.

---

Просматривая вакансии...

Маркетинговое исследование по продажам легких вертолетов. Объемы, цены, прогнозы. Это могло бы стать постоянной рубрикой в полугламурном журнале «Вертолетная индустрия».

---

Жизнь прекрасна. Жизнь печальна

Сессия – время суеверий. Было почему-то важным перед аудиторией вспоминать историю полувековой давности. О том, как в одном американском колледже студентка остановила на ходу преподавателя русской литературы. Что-то сказала про какие-то проблемы с подготовкой к экзамену. Преподаватель – Владимир Набоков – остановился и ответил: «Жизнь прекрасна. Жизнь печальна. Вот и все, что вам следует знать к экзамену».



***

Курсовик с картинками Калиновского к «Алисе в Стране чудес» поставил символическую точку в этой безумной сессии. Я вылезла из кроличьей норы, из журфаковской пыли, меня ждут километры ненаписанных статей, десятки недопрочувствованных подарков судьбы, сутки дзенского безделья. Я бесконтрольно счастлива.



Купила в честь окончания сессии давно обещанное себе «The Beatles: a long and winding road». Почти 300 минут непрерывного счастья.

У меня впереди ночь и Битлз. Буду сидеть в мурашках и пить соленый чай.

---

Мне интересно наблюдать, как город встречает новых гостей. Открывается нараспашку, начищает ботинки, заглядывает в лица: «Я красивый? Я нравлюсь?». Кудрявой подружке братца повезло – город продемонстрировал всю свою щедрость на приятные воспоминания. Начиная от звезд в ярко-голубом небе над аэропортом, и дальше – по дороге к своему уютному каштановому центру - стайки праздных студентов, юноши с девушками на руках, художник, который непойми какой пейзаж пытается поймать в сумерках за хвост, фотографы-торговцы преломленным светом настигают прямо из окон машин… Суси в час ночи, шахматный поединок под утро в кафе с советскими обоями, баяном на стене и Довлатовым на полке. Город провожал домой по набережной, прятал луну под мостом, фонари – в реку. Смотрела на спутницу и понимала, что вернется. Не мне, ей этот город. Перед ней красуется, ее одурманивает сумасшедшими летними запахами. А на меня, на меня город смотрит чемоданами с витрин, подбрасывает под ноги авиабилеты, поторапливает и откровенно выпроваживает. Но это уже совсем другая история…

---

Они показывают сериал про моего Печорина. Чертовски ревную и не сплю ночами уже неделю.



Я не сплю неделю и думаю о Печорине. Потенциал моей глупости воистину всеобъемлем и неисчерпаем. Брожу до утра по дому местным домовым, натыкаюсь на углы, набила синяков на дюжину лет вперед. Пью чай, потом кипяток, потом исступленно грызу чашку, читаю по памяти "Стихотворение" Кортасара и жалуюсь первым встречным в аське. Я абсолютно безнадежный человек, давным-давно заснувший под книжным переплетом.

Я знаю, он будет убит на случайно дуэли.

Я брошусь к окну и разбитые ставни прикрою.

Последняя буря, и листья уже облетели,

А я продолжаю стоять и смотреть на героя (с)

---

Не можешь сказать - напиши

Я не знаю, что это – запах, прикосновение, вязкая мысль. Настроение. Сидит рядом с чертом на левом предплечье. Это настроение разбросано в «Приключении» Антониони, по углам номера отеля, в котором танцует Моника. Это настроение витает над Токио в Lost in translation. Парит над пригородным мостом ожившим целлофановым пакетом. Отскакивает от стен борхесовского города, «топографически достоверного, населенного, как сон». Этот запах – в апельсиновой роще после ливня.

Мучительно и прекрасно.



Я никогда не научусь рисовать.

Я никогда не научусь любить.

Я никогда не научусь стоять в очереди за лимонными дольками. (с)



Заварю чай, положу подушку на холодную траву под сиренью и буду полуночничать.

---

Макс Фрай, Лея Любомирская и Saudade

Когда-то давно, еще в Москве, начиная учить португальский язык, Лея научила меня слову saudade, которое обычно переводят смутно и невнятно: «тоска»; иногда поясняют: «это такая особая португальская тоска». А Лея сумела втолковать мне вот что. Saudade — это состояние, которое испытывает моряк, когда родной берег остался так далеко позади, что вернуться уже невозможно, потому что не хватит запасов воды и продовольствия, а в существование какого-то иного берега уже почти невозможно поверить. Но это не все.

Устав болтаться между прошлым и полной неизвестностью, путешественник начинает испытывать ненависть к своим спутникам — без причины и даже без повода. Но он терпит, стиснув зубы, и не затевает свару, потому что знает: корабль сейчас подобен пороховой бочке, и не следует становиться безумцем, высекающим искры. И еще он знает, что стоит ногам оказаться на твердой земле, и все пройдет: ненавистные чужаки снова покажутся ему добрыми товарищами по странствию в пленительную неизвестность. Поэтому на корабле воцаряется напряженное, противоестественное дружелюбие, больше всего похожее на не самую удачную репетицию в самодеятельном театре. Можно было бы сказать, что это и есть saudade, но это еще не все.

Друзья и родные, оставшиеся дома, в разлуке постепенно начинают казаться страннику совершенными, идеальными, чудесными существами. Ссоры и неприятности забываются, а самые незначительные эпизоды домашней жизни кажутся ему райским блаженством. Постепенно путешественник перестает верить, что его близкие существуют на самом деле. И он вынужден с этим смириться. Можно было бы сказать, что это и есть saudade, но и это еще не все.

Потому что друзья и родные путешественника, те, кто остался дома, знают о чувствах, которые он испытывает. Они искренне сопереживают ему, но понимают, что ничем не могут помочь. Им остается только ждать. А еще они знают, что из путешествия к ним вернется совсем другой человек, и он будет не слишком похож на того, которого они проводили. Скорее, совсем не похож. Но они все равно ждут, конечно.

Вот все это вместе и есть saudade. Мост между тем, кто доверился неизвестности, и теми, кто остался дома. Мост между людьми, которые расстались навсегда, чем бы ни закончилось путешествие. Самая светлая и самая сокрушительная разновидность тоски.

Вот примерно так объяснила мне Лея Любомирская значение слова saudade.



(с) http://membook.ru/index.htm?books/tnt/info.htm

---

Мне снился прошлогодний бред, прошлогодний вечный ёжикотуман. Мне снилась моя прошлогодняя безропотность и кошачья влюбленность, я проснулась и смеялась в колени.

Слава богам, мир рассказывает новые сказки. Про сезон дождей на Окинаве. Про поездки в Канагаву за свеклой, чтобы сварить борщ. Про звонок отправившегося в кругосветный поиск смысла жизни ничуть не забытого друга детства. Слова ничуть не складываются в длинные фразы, пусть, пусть. Вы уж меня извините, мои тексты – как треск в голове.



Мама на кухне слушает Beatles. Есть что-то очень правильное во всем происходящем.

---

По следам Мюмлы

Сегодня я, как достойная последовательница Мюмлы, занималась множеством важных и полезных дел. Хоть и не было у меня красных сапожек, чтобы бегать между болотных кочек.

Я лежала на горячей крыше и считала облака, я по макушку зарывалась в огромную охапку сирени, таяла на солнце и бездельничала изо всех сил. Выгуливала новые кеды на берегу реки. Пила с рыжим чудом чай на зеленой полянке, пыталась запустить своенравного воздушного змея. В моем внутреннем мире жарко и вдохновенно, приберегу слова для немых.

---

Священнодействуй или убирайся вон!

Поездка в Москву была полнейшим эскапизмом. Слава богам, этот способ еще действует. Мое захандрившее прошлонеделье осталось на взлетной полосе, под мутными краснодарскими облаками. Собралась за четверть часа, затем исступленно выбирала дорожную книгу, между новым Кэрроллом и старым Фраем выбрала Фрая и по дороге читала о его ненависти к Москве. Нормальное чтиво, подружиться с этим городом никогда в мои планы не входило.



…

Запаслась книжками, хронической усталостью от тяжелых ботинок, впечатлениями от, от, от… Эспрессо запивала капучино, просыпалась в ворохе вчерашних мыслей, поворачивалась к переменной облачности в окне и вопила всем своим внутренним голосом: «Священнодействуй или убирайся вон!». Мир выбрал первое. Мы c ним живы и совместными усилиями творим реальность. Клаус Дж. Джоул купил яхту, вот и у нас что-нибудь да получится.



…

Память пополнилась еще одним воспоминанием с пометкой «избранное». В зале ожидания в Домодедово, со стаканом колючей швейцарской минералки, перед окном. За которым взлетают и садятся самолеты. Чистейшее небо. Чужая речь, ломаный русский, смятый в руке билет. Дорога – лучший допинг.

@музыка: Mucc - Kanashii hanashi

---

panic spreads

Мне говорят – придумай свою жизнь с 1 мая до 1 января. Напиши свою биографию.

А я не могу. Потому что впереди – вполне предсказуемые суета сует и томление духа. Шелест утренних звезд в хорошее настроение. Шелест предутренних – в плохое. Годы капучино. Томительные разглядывания карт заморских городов. Перекатывания по языку иностранных слов. Все быть может будет на диво очаровательно, как в рождественской романтической комедии с Сандрой Буллок в роли счастья. Но я-то знаю, и даже вам расскажу, что с 1 мая по 1 января в моей жизни произойдет не очень-то много изменений. Я буду ждать. И ожидание ожидания – штука, я вам скажу, чудовищная. Экзистенциальный ужас и эпистемологическая неуверенность в одном флаконе.



У меня опять прическа как у новобранца после полугода службы. У меня билеты на самолет в Москву. У меня улыбка, как у мима – под рукой. За шиворот просочилось безвременье.

---

В кои-то веки вечер безделья. На мониторе стынет статья, в чае меланхолично плавает карандашная стружка и маленькая лавандовая свеча. Я выпала из творческого процесса, я вырвалась, выпрыгнула, у меня слишком рано начинаются утра и сон побеждает вдохновение. Но, стоит признаться, не очень-то ожесточенные идут бои. Мне не пишется до отвращения. До размазывания по клавиатуре своего ужина и остатков злорадства. Мне бессмысленно. Во мне не кипят крапивные страсти. Влюбите меня в себя, что ли. Я нынче так легко поддаюсь уговорам.



Улитка, улитка, высунь рожки, выкрутись из домика.

---

Я придумываю себе маленькую дочку с черной челкой. Она прижимается носом к холодному стеклу, играет в чаепитие с куклой вуду и складывает из рун свое имя. Она забывает под дождем босоножки и прячет в кофемолке клубничные леденцы. Я читаю ей на ночь историю Beatles и сказки про муми-тролей. Она не по годам серьезна и иронична, обожает божьих коровок и презирает кошек. Я побаиваюсь ее временами. Например, сейчас.



Я не знаю, что со мной. Быть может вечер, привычное бытовое колдовство и пряный запах рассыпающегося в прах апреля.

---

не прощаясь



Ничего не меняется, просто начинаешь чаще курить и мёрзнуть...

Чаще срываться с места на место, тосковать по отсутствию дома.

Раньше это казалось нормальным - теперь уже поздно...

В наших общих чертах: писать никуда, никому, ни о чём, но с любовью;

плюс: надрывно говорить о будущем, вспоминая всё, что может случиться,

закрывать глаза, пытаться плакать.

Слёз чаще нет, а если есть, то не такие, какие хотелось бы - некрасивые.

Пишешь имена на теле - выдаёшь их за цифры, знаки...

Ничего не меняется...

Если бы только это кому-нибудь было нужно - мы бы могли поклясться.

За последнюю тысячу с лишним (совершенно лишним) жизней

повторяя: "не забыть... не сойти с ума... не остаться...

ни сойти/ ни остаться..."

А стоит?... чтобы когда-то родиться в Питере и однажды рехнуться в Париже...

© Андрей Корольчук

---

«Пришлите мне снаряды или текст Марсельезы»

Третья статья, третья джезва медового, сладкого до одури кофе. Я устала, я измотана, у меня вот-вот появится ежедневник, этот ужасный признак предсмертной агонии времени. Я мечусь, я читаю в трамваях и в лифте. Я не успеваю завязать шнурки и постирать джинсы. Мне нет места в вашем безумном мире. Я хочу медленно ходить, напевать мантры и смотреть по сторонам. Я люблю бегать только за очаровательными художниками и последним троллейбусом. Выветриваю кофейный запах из шарфа, поднимаю голову и вижу парящего над заспанной улицей Башлачева.



«Пришлите мне снаряды или текст Марсельезы». Я не боец, зачем меня вытащили на баррикады?

---

…

В кафе с одной уютной женщиной чуть за тридцать нашла большую бумажную денежку.

Переглянулись, познакомились, купили пирожных и мате на всю бумажку и устроили, пожалуй, одно из самых масштабных чаепитий в моей жизни. Влюбленные внутренние бесёныши попритихли, и я вернулась домой девочкой с теплыми пальцами и предрождественским спокойствием.

…

В одной суфийской притче глупец должен был заночевать в комнате, где уже находилось много людей. Чтобы не потерять себя в этой толпе, глупец привязал к ноге тыкву. Ночью местный шутник отвязал тыкву от его ноги и привязал к ноге другого человека. Утром перепуганный глупец начал трясти этого человека со словами: «Если ты – это я, то где же тогда я и кто я?!»

…

Каждому по тыкве. Вот только не нужно извиняющихся взглядов, они выглядят слишком жалкими.

---

Еще немного кофе, и можно бежать дальше. Пригнув голову под низкими тучами. После журфака я учусь преподавать русский язык иностранцам, по окончании курса попрошу выделить для практики корейца (можно китайца). После русского я учусь японскому. После японского я учусь находиться в трех местах одновременно. А потом прихожу домой, пью кофе, делаю вид, что день только начался и сажусь работать. На повестке дня – статья о дзене, я отряхнусь от города и буду вещать о гармонии. Я профессиональный лгун, вся гармония осталась в марте. Но мы ведь никому не расскажем?