Amantes- amentes...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 14 февраля 2011
Amantes- amentes...
Мы ужинаем в доме родителей и между делом заполняем бумажки для регистрации брака. По телевизору всю дорогу показывают Кунашир и прочие спорные острова с традиционной японской избирательностью. В кадре — пьяные русские солдаты, пьяные русские тетки, пьяные старики с золотыми зубами.
- Ой, что это? Наши острова?
- Да, это НАШИ острова...
Приходит его папа, поздравляет со скорой свадьбой и от всей души вручает мне две красные розы. У меня падает настроение и чувство собственного достоинства. На экране Медведев обозревает острова и ест ложкой красную икру, недоставшуюся маленькому, но гордому японскому народу. Мы заполняем бумажки, я привычно коверкаю катаканой свое имя, делаю три ошибки в адресе, переписываю, по телевизору какой-то историк, сузив от злости глаза натурально обплевывает камеру и собственные очки, приводя свои доводы в пользу японскости островов. Я аккуратно отодвигаю розы под стол и делаю вид, что их и не было.
Мы возвращаемся домой почти в 10 вечера и решаем сразу же зайти в мэрию, отдать охранникам документы и завтра вернуться на регистрацию. В каморе на круглосуточной охране сидят двое дедушек, берут документы, шутят и смеются, разглядывают мой паспорт, ставят какие-то печати на наших бумажках, мы с Хиро мерзнем и хотим поскорее домой, и тут мне возвращают паспорт со словами:
- Так, 13 февраля, 21.45. С этого моменты вы — муж и жена. Поздравляем!
13 февраля 21.45. У меня вчерашняя прическа, джинсы и две розы. В каморке мэрии два охранника меня выдали замуж и даже не предупредили. Я начинаю семейную жизнь со словами: «Второй раз выходить замуж в Японии я точно не буду». Можно расценивать это как клятву верности — при определенной доле фантазии-)
Примечания
- Ой, что это? Наши острова?
- Да, это НАШИ острова...
Приходит его папа, поздравляет со скорой свадьбой и от всей души вручает мне две красные розы. У меня падает настроение и чувство собственного достоинства. На экране Медведев обозревает острова и ест ложкой красную икру, недоставшуюся маленькому, но гордому японскому народу. Мы заполняем бумажки, я привычно коверкаю катаканой свое имя, делаю три ошибки в адресе, переписываю, по телевизору какой-то историк, сузив от злости глаза натурально обплевывает камеру и собственные очки, приводя свои доводы в пользу японскости островов. Я аккуратно отодвигаю розы под стол и делаю вид, что их и не было.
Мы возвращаемся домой почти в 10 вечера и решаем сразу же зайти в мэрию, отдать охранникам документы и завтра вернуться на регистрацию. В каморе на круглосуточной охране сидят двое дедушек, берут документы, шутят и смеются, разглядывают мой паспорт, ставят какие-то печати на наших бумажках, мы с Хиро мерзнем и хотим поскорее домой, и тут мне возвращают паспорт со словами:
- Так, 13 февраля, 21.45. С этого моменты вы — муж и жена. Поздравляем!
13 февраля 21.45. У меня вчерашняя прическа, джинсы и две розы. В каморке мэрии два охранника меня выдали замуж и даже не предупредили. Я начинаю семейную жизнь со словами: «Второй раз выходить замуж в Японии я точно не буду». Можно расценивать это как клятву верности — при определенной доле фантазии-)
Примечания
среда, 09 февраля 2011
Amantes- amentes...
У меня много новостей. Как-то так получается, что новостей примерно столько же, сколько событий в целом.
Заново привыкаю к этой стране. Я приехала на год выучить японский. Спустя полтора года готовлю тонну документов для свадьбы, нервничаю, тороплюсь и слабо представляю, что будет после окончания дружеской вечеринки и получения нового паспорта. Отшучиваюсь вечным «Схожу замуж, если понравится — останусь». Но на самом деле — никаких сомнений и тревоги.
Мне просто иногда кажется, что замуж я собираюсь за Токио, и отсюда все мои бессонницы.
Я выхожу на улицу, и вижу его словно впервые. Присматриваюсь. Наблюдаю краем глаза и смотрю в упор. Выискиваю приятные мелочи и закрываю глаза на ту нелепость, которая сама бросается в глаза. Запоминаю.
Алоэ зацвел. Сливы. Сакуры в кадках. В углах под дверями таращатся в небо, отгоняют демонов откусанные рыбьи головы. Рыжие тыквы на прилавках. Велосипеды, велосипеды, новые, ржавые, костлявые, залатанные, нагруженные хозяйственными сумками. И это — совсем по-другому, из романтичного Токио он вдруг превращается в тесный азиатский город с неимоверным уровнем шума и слишком нетерпеливыми светофорами. Из романтичного Токио, в который приезжала на год, он превращается в место постоянной прописки, в город на ближайшее неизвестное будущее, и эта смена статуса предполагает новое знакомство.
Но — у нас получится. Непременно.
Но это еще не всё...
Заново привыкаю к этой стране. Я приехала на год выучить японский. Спустя полтора года готовлю тонну документов для свадьбы, нервничаю, тороплюсь и слабо представляю, что будет после окончания дружеской вечеринки и получения нового паспорта. Отшучиваюсь вечным «Схожу замуж, если понравится — останусь». Но на самом деле — никаких сомнений и тревоги.
Мне просто иногда кажется, что замуж я собираюсь за Токио, и отсюда все мои бессонницы.
Я выхожу на улицу, и вижу его словно впервые. Присматриваюсь. Наблюдаю краем глаза и смотрю в упор. Выискиваю приятные мелочи и закрываю глаза на ту нелепость, которая сама бросается в глаза. Запоминаю.
Алоэ зацвел. Сливы. Сакуры в кадках. В углах под дверями таращатся в небо, отгоняют демонов откусанные рыбьи головы. Рыжие тыквы на прилавках. Велосипеды, велосипеды, новые, ржавые, костлявые, залатанные, нагруженные хозяйственными сумками. И это — совсем по-другому, из романтичного Токио он вдруг превращается в тесный азиатский город с неимоверным уровнем шума и слишком нетерпеливыми светофорами. Из романтичного Токио, в который приезжала на год, он превращается в место постоянной прописки, в город на ближайшее неизвестное будущее, и эта смена статуса предполагает новое знакомство.
Но — у нас получится. Непременно.
Но это еще не всё...
пятница, 01 октября 2010
Amantes- amentes...
...а потом я пью зеленый чай с молоком в крошечной чайной комнате, в которой два столика и в меню – одна только матча. Я говорю ей: классно, лучше не придумать, и совсем без сахара. А она мне отвечает: спасибо, но ты просто пока не умеешь сравнивать: чай средней руки, хоть и получше того, что ты готовишь дома из дешевой матчи и соевого молока. А потом я выхожу на улицу, а там под светофорами ветер раскачивает бумажные фонари, в воздухе – соленая океанская взвесь, и японки в шарфиках Hermes. И я говорю: ты – самая красивая. У тебя самые красивые вечера и мужчины, у тебя самые вкусные воздух и чай. А она отвечает: ты тоже неплохо сегодня выглядишь, я определенно хорошо на тебя влияю. А я тогда говорю...
Прошел год, у нас по-прежнему уйма тем для разговоров.
Сегодня ровно год с тех пор, как я приехала на острова. Улетала из дождливой холодной Москвы в отвратительном настроении — непогодилось и ей, и мне. Прилетела 1 октября в +25, ходила с глазами нараспашку, радовалась своему велику с корзинкой и пугалась землетрясений по ночам. Год прошел очень быстро. Я собираюсь домой в гости на Новый год, и это выражение - «домой в гости» объясняет всю ситуацию куда лучше всех моих монологов. С тех пор у меня здесь появилось два новых дома, я повзрослела, по ощущениям, лет на пять. Перестала скучать по малине, творогу, твердому сыру и прошу присылать из дома разве что ромашку с мелиссой и чабрецом.
...а как же мой зеленый чай с молоком?- спрашивает она. Ревнует, как и все слишком гордые женщины.
Прошел год, у нас по-прежнему уйма тем для разговоров.
Сегодня ровно год с тех пор, как я приехала на острова. Улетала из дождливой холодной Москвы в отвратительном настроении — непогодилось и ей, и мне. Прилетела 1 октября в +25, ходила с глазами нараспашку, радовалась своему велику с корзинкой и пугалась землетрясений по ночам. Год прошел очень быстро. Я собираюсь домой в гости на Новый год, и это выражение - «домой в гости» объясняет всю ситуацию куда лучше всех моих монологов. С тех пор у меня здесь появилось два новых дома, я повзрослела, по ощущениям, лет на пять. Перестала скучать по малине, творогу, твердому сыру и прошу присылать из дома разве что ромашку с мелиссой и чабрецом.
...а как же мой зеленый чай с молоком?- спрашивает она. Ревнует, как и все слишком гордые женщины.
суббота, 25 сентября 2010
Amantes- amentes...
И тут он начинает колдовать. Ставит на огонь молоко, вымеряет по граммам ассам, раскрывает головки гвоздики и разламывает черный и перуанский перец. Добавляет корицу, кардамон, имбирь и щепотку тростникового сахара, помешивает деревянной ложкой, разливает в безупречную керамику. Я пью самый лучший в мире индийский чай, несколько раз прикусываю от удовольствия язык и забываю адрес прописки, а спустя десять минут готова ненадолго выйти замуж.
И что мне делать теперь с тобой. Со всеми этими вечерами, со знакомством с родителями через скайп и планами поехать в Россию. Планами вернуться в Японию. Планами, в которых я сильно завишу от визы и здравого смысла. Ю. говорит: все прекрасно, будь счастлива. А я даже карты не раскладываю, потому что в который раз они мне скажут: да разбирайся ты сама, не мы это все затеяли.
А я каждый раз думала, что это ненадолго. А потом прошла весна. А потом закончилось лето. А потом в уже не совсем чужом доме перестала по ночам считать углы. А потом он сказал: слушай, ты уже не гость, погладь мне рубашки. И это куда серьезнее триумфально воцарившейся в ванной зубной щетки. А теперь первое новолуние осени. Ю.говорит: все прекрасно. Карты говорят: разбирайся сама. А я пью невыносимо вкусный индийский чай, пряную масалу, и любые размышления кажутся лишь неудачным способом испортить себе ужин.
((Листаем дневники. Перепост с ne-zabava.livejournal.com/104932.html
И что мне делать теперь с тобой. Со всеми этими вечерами, со знакомством с родителями через скайп и планами поехать в Россию. Планами вернуться в Японию. Планами, в которых я сильно завишу от визы и здравого смысла. Ю. говорит: все прекрасно, будь счастлива. А я даже карты не раскладываю, потому что в который раз они мне скажут: да разбирайся ты сама, не мы это все затеяли.
А я каждый раз думала, что это ненадолго. А потом прошла весна. А потом закончилось лето. А потом в уже не совсем чужом доме перестала по ночам считать углы. А потом он сказал: слушай, ты уже не гость, погладь мне рубашки. И это куда серьезнее триумфально воцарившейся в ванной зубной щетки. А теперь первое новолуние осени. Ю.говорит: все прекрасно. Карты говорят: разбирайся сама. А я пью невыносимо вкусный индийский чай, пряную масалу, и любые размышления кажутся лишь неудачным способом испортить себе ужин.
((Листаем дневники. Перепост с ne-zabava.livejournal.com/104932.html
Amantes- amentes...
***
Мама гадает на кофе. Заваривает самый вкусный из своего гримуара, потом пьет неспеша, прикрыв глаза. Через десять минут опрокидывает чашку на блюдце, всматривается в бока и читает свои рисунки. Некоторые думают, что предсказания – это дороги, кресты и круги после оплывшего кофе. Глупости какие. Главную часть предсказания мама узнает еще у плиты. Оставшиеся подробности – после пятого глотка.
А картинки на стенках – у кого как. Одной ведьме они рассказывают новости на ближайшую неделю, другой – прогноз погоды, у третьей просто интересуются как дела и предлагают поболтать. Маме напоминают о невыполненных обещаниях, нераспечатанных конвертах и забытых в парке перчатках. В любом случае, все, что остается в чашке – личное дело ведьмы и не имеет к гостю никакого отношения. Еще чего.
Бабушка частенько гадает на козьем молоке. Я – на вишневом компоте, лимонных дольках и клубничном твороге. Мама говорит, что у каждой уважающей себя ведьмы поваренная книга – второй гримуар.
Кстати, если кофе окажется невкусным, никакого предсказания не будет. Мама выпьет, скривившись, половину и выпроводит гостя – какие ему предсказания, раз уж от его паршивого характера даже кофе киснет.
Мама гадает на кофе. Заваривает самый вкусный из своего гримуара, потом пьет неспеша, прикрыв глаза. Через десять минут опрокидывает чашку на блюдце, всматривается в бока и читает свои рисунки. Некоторые думают, что предсказания – это дороги, кресты и круги после оплывшего кофе. Глупости какие. Главную часть предсказания мама узнает еще у плиты. Оставшиеся подробности – после пятого глотка.
А картинки на стенках – у кого как. Одной ведьме они рассказывают новости на ближайшую неделю, другой – прогноз погоды, у третьей просто интересуются как дела и предлагают поболтать. Маме напоминают о невыполненных обещаниях, нераспечатанных конвертах и забытых в парке перчатках. В любом случае, все, что остается в чашке – личное дело ведьмы и не имеет к гостю никакого отношения. Еще чего.
Бабушка частенько гадает на козьем молоке. Я – на вишневом компоте, лимонных дольках и клубничном твороге. Мама говорит, что у каждой уважающей себя ведьмы поваренная книга – второй гримуар.
Кстати, если кофе окажется невкусным, никакого предсказания не будет. Мама выпьет, скривившись, половину и выпроводит гостя – какие ему предсказания, раз уж от его паршивого характера даже кофе киснет.
среда, 22 сентября 2010
Amantes- amentes...
Мир собирает урожай яблок, ведьмы выстругивают новые руны, человечество празднует равноденствие, мажество — Мабон. В Японии жара, которая ровно с сегодняшней ночи начнет спадать на пять градусов в день. А ночью на нас опять прольется океан — прогнозы погоды обещают. Осень убедительна как танки на нежных улицах Парижа.
Достаю метлу. В такие полнолуния летать учатся даже велосипеды со ржавыми спицами.
Полетели?
Достаю метлу. В такие полнолуния летать учатся даже велосипеды со ржавыми спицами.
Полетели?
пятница, 17 сентября 2010
Amantes- amentes...
У меня не хватает времени на 2 блога.
Большую часть времени я провожу здесь: ne-zabava.livejournal.com Здесь же в первую очередь появляются посты, сюда же надежнее всего писать в поисках общения и все такое прочее.
Большую часть времени я провожу здесь: ne-zabava.livejournal.com Здесь же в первую очередь появляются посты, сюда же надежнее всего писать в поисках общения и все такое прочее.
среда, 11 августа 2010
Amantes- amentes...
Знаешь, мне так больно и сладко, я вновь сентиментальна, как в семнадцать с четвертью. Из меня вновь прорастают слова, и снова колючие розы. И после них– только царапины и тишина, как в первое утро года.
Знаешь, это безумие – твоя музыка и мои слова. И даже во сне мои взгляды возвращаются обратно, как невскрытые конверты. Поделом мне, брести потом домой, спотыкаясь о каждый угол, как будто вмиг лишили позвоночника и корней. Нести в себе все свои запертые кошмары, запечатанные сургучом. Поделом. И болезненно всматриваться в лица в каждой мимо проходящей толпе, устало и безнадежно, чтобы однажды получить свой шанс один на миллион и даже не успеть улыбнуться. Мой шанс один на миллион.
Знаешь, я буду рядом. Все равно. Я буду играть в Судьбу и Провидение, я буду притворяться твоей и все случайные встречи списывать на подсказки Гекаты. Буду слушать твоих девочек, твоих дурочек и молчать, потому что им ни к чему знать о том, каким красивым ты бываешь в пять утра. Я буду ждать. Я буду звать. Я буду верить – в мой шанс один на миллион. Осторожно прикасаться –чтобы не вспугнуть, ошибаться через слово – чтобы спрятать волнение. Просто буду рядом, потому что это место на островах я выбрала себе давно.
Знаешь, в конце концов в то первое утро года, проехав в страшный холод на велосипеде на самый восток Токио, с Фудзи по правую сторону, с восходящим солнцем по левую, на берегу залива среди сухого камыша я загадала желание, которое сбылось уже трижды. У меня в запасе есть еще одно –для нас обоих. Твоя музыка и мои слова– чистое безумие, но по-другому уже не выйдет.
Знаешь, это безумие – твоя музыка и мои слова. И даже во сне мои взгляды возвращаются обратно, как невскрытые конверты. Поделом мне, брести потом домой, спотыкаясь о каждый угол, как будто вмиг лишили позвоночника и корней. Нести в себе все свои запертые кошмары, запечатанные сургучом. Поделом. И болезненно всматриваться в лица в каждой мимо проходящей толпе, устало и безнадежно, чтобы однажды получить свой шанс один на миллион и даже не успеть улыбнуться. Мой шанс один на миллион.
Знаешь, я буду рядом. Все равно. Я буду играть в Судьбу и Провидение, я буду притворяться твоей и все случайные встречи списывать на подсказки Гекаты. Буду слушать твоих девочек, твоих дурочек и молчать, потому что им ни к чему знать о том, каким красивым ты бываешь в пять утра. Я буду ждать. Я буду звать. Я буду верить – в мой шанс один на миллион. Осторожно прикасаться –чтобы не вспугнуть, ошибаться через слово – чтобы спрятать волнение. Просто буду рядом, потому что это место на островах я выбрала себе давно.
Знаешь, в конце концов в то первое утро года, проехав в страшный холод на велосипеде на самый восток Токио, с Фудзи по правую сторону, с восходящим солнцем по левую, на берегу залива среди сухого камыша я загадала желание, которое сбылось уже трижды. У меня в запасе есть еще одно –для нас обоих. Твоя музыка и мои слова– чистое безумие, но по-другому уже не выйдет.
вторник, 10 августа 2010
Amantes- amentes...
Я появляюсь здесь от полнолуния к полнолунию и каждый раз обещаю не оставлять свой бездомный блог надолго. Но у меня слишком много слов с утра до ночи — слова для работы и учеников, слова просто слова, слова на спор и удовольствия ради. К концу дня от них остается лишь горечь вчерашнего чая.
Я пропадаю — для всех, кто по другую кромку моря. Мне хочется иногда вынырнуть из своего нечеловеческого графика и сказать: все хорошо, правда-правда. Я очень скучаю. Я жду наших встреч. Я приду в гости с круглым тортом, какой-нибудь сладкой, как детство, «паутинкой». Я привезу с собой японские книжки с картинками и рисовое печенье. Я вернусь, честно-честно.
Пока меня не было, начался и закончился сезон дождей. Это было нестрашно и просто немного неудобно, лишь пару раз промокла до нитки, а в остальном — одна лишь морось и сплошные расстройства от хлюпающих балеток.
Пока меня не было, стало невероятно, необъяснимо жарко и душно. Я продираюсь сквозь воздух и к обеду он кажется сплошной толщей липкой влаги. Летом здесь трудно жить и совсем не хочется думать.
Пока меня не было, случился миллион событий и десяток поворотов линии жизни. И кое-что осталось прежнем. Самое главное, разумеется, самое главное. Но все это сущая глупость, потому что лето, переспелый июль и мир становится больше с каждым полнолунием.
Я пропадаю — для всех, кто по другую кромку моря. Мне хочется иногда вынырнуть из своего нечеловеческого графика и сказать: все хорошо, правда-правда. Я очень скучаю. Я жду наших встреч. Я приду в гости с круглым тортом, какой-нибудь сладкой, как детство, «паутинкой». Я привезу с собой японские книжки с картинками и рисовое печенье. Я вернусь, честно-честно.
Пока меня не было, начался и закончился сезон дождей. Это было нестрашно и просто немного неудобно, лишь пару раз промокла до нитки, а в остальном — одна лишь морось и сплошные расстройства от хлюпающих балеток.
Пока меня не было, стало невероятно, необъяснимо жарко и душно. Я продираюсь сквозь воздух и к обеду он кажется сплошной толщей липкой влаги. Летом здесь трудно жить и совсем не хочется думать.
Пока меня не было, случился миллион событий и десяток поворотов линии жизни. И кое-что осталось прежнем. Самое главное, разумеется, самое главное. Но все это сущая глупость, потому что лето, переспелый июль и мир становится больше с каждым полнолунием.
суббота, 12 июня 2010
Amantes- amentes...
Я принесла вещи в прачечную и начала разбирать пакеты. Зашел высокий парень, высыпал полный рюкзак одежды в стиралку, снял футболку, в которой пришел, бросил следом. "Холостяцкие будни", - подумала я, и в этот момент с порывом ветра за дверь выскочил мой целлофановый пакет. Обычный такой хрустящий пакет. Я глянула ему вслед и подумала: ну, пусть летит, не бежать же следом, в конце концов. И застыла на месте.
Мимо вывесок с полустершимися иероглифами, мимо дедушки на допотопном велосипеде, мимо трехметрового фикуса, мимо всего этого мира в субботний полдень на востоке японской столицы летел обычный целлофановый пакет с красно-зеленым логотипом "Ашан". Я бежала за ним и представляла его путь сюда. Из Краснодара в Москву, девять часов в багажном отсеке самолета, восемь месяцев в моем шкафу. Он проехал через полмира, и теперь я хотела оставить его в этой чужой стране на произвол судьбы. Одного в большом японском городе. В сезон дождей. Среди всех этих пакетов с надписью Akafudado и Ito Yokado. Нетушки.
Я его догнала и принесла домой. Сделала себе горячее молоко - с ненавистной в детстве, но такой ностальгической сейчас пенкой - и позвонила родителям.
Мимо вывесок с полустершимися иероглифами, мимо дедушки на допотопном велосипеде, мимо трехметрового фикуса, мимо всего этого мира в субботний полдень на востоке японской столицы летел обычный целлофановый пакет с красно-зеленым логотипом "Ашан". Я бежала за ним и представляла его путь сюда. Из Краснодара в Москву, девять часов в багажном отсеке самолета, восемь месяцев в моем шкафу. Он проехал через полмира, и теперь я хотела оставить его в этой чужой стране на произвол судьбы. Одного в большом японском городе. В сезон дождей. Среди всех этих пакетов с надписью Akafudado и Ito Yokado. Нетушки.
Я его догнала и принесла домой. Сделала себе горячее молоко - с ненавистной в детстве, но такой ностальгической сейчас пенкой - и позвонила родителям.
пятница, 11 июня 2010
Amantes- amentes...
Я благодарный читатель, мне нравится практически все, что я начинаю читать. Но среди всех прочитанных книг есть четыре, которые я бы хотела написать сама. Нет, разумеется, я бы хотела написать целую библиотеку, от «Унесенных ветром» и «Мастера и Маргариты» до «Школы дураков» и «Чапаев и пустота». Я бы хотела написать «Гарри Поттера» и «Темную башню», «Хроники Марса» и «Властелина колец», да мало ли самых разных книжек проходят через наши руки с тех пор, как в свои четыре года начинаем складывать слоги. И ничто не мешает мне грезить об их авторстве просто потому, что завистлива до чужих букв, как и любой человек этими самыми буквами зарабатывающий себе на жизнь.
Но эти четыре – совершенно особенные. Вовсе не обязательно самые любимые, самые гениальные и самые яркие. Просто – мои. И авторам их я завидую до такой степени, о которой и говорить стыдно.
Во-первых, это муми-тролли. Тут уж без комментариев, сплошной и необъяснимый восторг.
Во-вторых, шедевр Джонатана Сафрана-Фоера «Полная иллюминация».
В-третьих, «Книга полетов» Кейт Миллер. Видимо, потому, что во время чтения меня не покидала мысль о том, что книга пишется одновременно с процессом ее прочтения, и если перевернуть недочитанную страницу, она окажется оглушительно пустой.
И последняя – «Шоколад» прекрасной Харрис. За всю ее бытовую магию и горький привкус черного шоколада.
Буквально сегодня в этом списке появилась пятая. Та же Джоанн Харрис, сборник рассказов «Чай с птицами». У этой книги лучшее в мире название. Чай-с-птицами. Оно срывается с языка стаей этих чайных птиц, оно очаровывает и дарит невесомость – тебе, уставшей и засыпающей среди ночи носом в сгиб книги, потерянной, растерянной, влюбленной, тя-же-лой. Тебе – невесомость.
Я читала ее за своими короткими завтраками, за утренним чаем с молоком и апельсинами. По чашке за раз. А сегодня в метро и долгих ожиданиях прочитала полкниги, и голова до сих пор кругом. Там совершенно упоительные тексты, но в список книг, на которых, будь моя завистливо-эгоистичная воля, я бы с радостью нарисовала свой псевдоним, она попала после одной-единственной строчки: «Эти дома уже миновали пору своего великолепия, словно ряд свадебных тортов, попавших под дождь».
А 13го в ЦДХ Джоанн Харрис будет подписывать свои книжки и улыбаться. Улыбается она еще лучше, чем пишет. Там же будет Лена Элтанг, и если бы я была в это время в Москве, я бы сошла с ума от счастья и поселилась бы в одной из их книжек. Мои самые любимые женщины в окружении тысяч разноцветных переплетов – это ли не счастье?
Но эти четыре – совершенно особенные. Вовсе не обязательно самые любимые, самые гениальные и самые яркие. Просто – мои. И авторам их я завидую до такой степени, о которой и говорить стыдно.
Во-первых, это муми-тролли. Тут уж без комментариев, сплошной и необъяснимый восторг.
Во-вторых, шедевр Джонатана Сафрана-Фоера «Полная иллюминация».
В-третьих, «Книга полетов» Кейт Миллер. Видимо, потому, что во время чтения меня не покидала мысль о том, что книга пишется одновременно с процессом ее прочтения, и если перевернуть недочитанную страницу, она окажется оглушительно пустой.
И последняя – «Шоколад» прекрасной Харрис. За всю ее бытовую магию и горький привкус черного шоколада.
Буквально сегодня в этом списке появилась пятая. Та же Джоанн Харрис, сборник рассказов «Чай с птицами». У этой книги лучшее в мире название. Чай-с-птицами. Оно срывается с языка стаей этих чайных птиц, оно очаровывает и дарит невесомость – тебе, уставшей и засыпающей среди ночи носом в сгиб книги, потерянной, растерянной, влюбленной, тя-же-лой. Тебе – невесомость.
Я читала ее за своими короткими завтраками, за утренним чаем с молоком и апельсинами. По чашке за раз. А сегодня в метро и долгих ожиданиях прочитала полкниги, и голова до сих пор кругом. Там совершенно упоительные тексты, но в список книг, на которых, будь моя завистливо-эгоистичная воля, я бы с радостью нарисовала свой псевдоним, она попала после одной-единственной строчки: «Эти дома уже миновали пору своего великолепия, словно ряд свадебных тортов, попавших под дождь».
А 13го в ЦДХ Джоанн Харрис будет подписывать свои книжки и улыбаться. Улыбается она еще лучше, чем пишет. Там же будет Лена Элтанг, и если бы я была в это время в Москве, я бы сошла с ума от счастья и поселилась бы в одной из их книжек. Мои самые любимые женщины в окружении тысяч разноцветных переплетов – это ли не счастье?
суббота, 05 июня 2010
Amantes- amentes...
Мне хотелось подойти и сказать: я тебя сейчас ужасно люблю. Сонного, нетрезвого, отстраненного, словно выключенного из жизни. Мне хотелось сделать ему кофе. Мне хотелось сделать ему тепло и хорошо. Разогнать этих фанаток с дурацкими заискивающими улыбками, проветрить зал и отвезти его домой. Рассказывать долго и путано на плохом японском, как это бывает – когда музыка зовет на край света, когда музыка выбирает за тебя, кого любить и о чем мечтать, когда музыка вообще хозяйничает в твоей жизни как ей вздумается. Ведь кому это рассказывать, как не ему.
А вместо этого я ушла, не оглядываясь, заснула в первой утренней электричке с украденным зонтиком в руках. Самое болезненное пробуждение – после бессонной ночи в первой электричке, когда на тебя в один момент обрушиваются мир, пустое метро, новый день и страшная усталость. Новый день, которого не звали и не ожидали увидеть прямо сейчас.
Темные клубы, тысячи фанаток, чужие прикосновения. Мне кажется, он устал той непроходящей усталостью, от которой никакого спасения. Он устал и плохо выглядит, много курит и ничего не ест, но кому какое дело, если твои портреты по стенам и песни по радио. И в следующий раз я, пожалуй, все-таки сделаю ему кофе. Кофеин и немного магии в бумажном стаканчике – это все, что я могу сделать для того, чтобы ему стало чуть-чуть теплее.
А вместо этого я ушла, не оглядываясь, заснула в первой утренней электричке с украденным зонтиком в руках. Самое болезненное пробуждение – после бессонной ночи в первой электричке, когда на тебя в один момент обрушиваются мир, пустое метро, новый день и страшная усталость. Новый день, которого не звали и не ожидали увидеть прямо сейчас.
Темные клубы, тысячи фанаток, чужие прикосновения. Мне кажется, он устал той непроходящей усталостью, от которой никакого спасения. Он устал и плохо выглядит, много курит и ничего не ест, но кому какое дело, если твои портреты по стенам и песни по радио. И в следующий раз я, пожалуй, все-таки сделаю ему кофе. Кофеин и немного магии в бумажном стаканчике – это все, что я могу сделать для того, чтобы ему стало чуть-чуть теплее.
вторник, 18 мая 2010
Amantes- amentes...
Я перебирала свои бумажки в русском Консульстве и честно пыталась представить, как они живут.
У одной – шпильки, юбка и дочь.
- Я хочу сменить фамилию моей дочери. Она была кореянка, теперь японка. Мы сменили папу.
А потом сидят и листают книжку с наклейками.
- Куда мы наклеим эту картинку?
- Кочи!
- Сюда? А это у нас кто?
- Нэко!
- Правильно, нэко.
У другой – шпильки, юбка и сын.
- Я хочу сменить фамилию на фамилию мужа.
- Сюда впишите род деятельности. Вы учитесь или работаете?
- Учусь.
- Тогда укажите название университета.
- Э-э-э. Я забыла. В Йокогаме.
- ... Извините. «Йокогама» не пишется через Ё...
Они разговаривают с мужьями по-английски, с детьми – по-русски, а дети отвечают им по-японски. Они живут в какой-то другой Японии, в которой можно не знать иероглифов, не учить язык, на котором разговаривают твои дети, менять пап, фамилии и жить ради очередного продления визы. Я перебирала свои бумажки и честно пыталась представить, как они живут. Приходят домой, снимают шпильки, включают скайп и часами болтают с русскими подружками. В супермаркете путают соль с сахаром и с высоты своего русского роста поглядывают на живущих своей жизнью японцев. Загадочна русская душа, особенно – на японских островах.
У одной – шпильки, юбка и дочь.
- Я хочу сменить фамилию моей дочери. Она была кореянка, теперь японка. Мы сменили папу.
А потом сидят и листают книжку с наклейками.
- Куда мы наклеим эту картинку?
- Кочи!
- Сюда? А это у нас кто?
- Нэко!
- Правильно, нэко.
У другой – шпильки, юбка и сын.
- Я хочу сменить фамилию на фамилию мужа.
- Сюда впишите род деятельности. Вы учитесь или работаете?
- Учусь.
- Тогда укажите название университета.
- Э-э-э. Я забыла. В Йокогаме.
- ... Извините. «Йокогама» не пишется через Ё...
Они разговаривают с мужьями по-английски, с детьми – по-русски, а дети отвечают им по-японски. Они живут в какой-то другой Японии, в которой можно не знать иероглифов, не учить язык, на котором разговаривают твои дети, менять пап, фамилии и жить ради очередного продления визы. Я перебирала свои бумажки и честно пыталась представить, как они живут. Приходят домой, снимают шпильки, включают скайп и часами болтают с русскими подружками. В супермаркете путают соль с сахаром и с высоты своего русского роста поглядывают на живущих своей жизнью японцев. Загадочна русская душа, особенно – на японских островах.
четверг, 13 мая 2010
Amantes- amentes...
Я тут недавно была в книжке Мураками. В одной из тех глав, где джаз и рок-н-ролл, и за окном был промокший Роппонги, и за столиками – сарариманы, продавшие душу их доброму корпоративному дьяволу, и на сцене – жители самой границы социума, которые решили оставить ее при себе. У них нет будущего в этом прекрасном мире, их зрители молодеют на глазах, но волшебство закончится с двенадцатым ударом.
Он так похож на Мийю, и я леденею, коченею, белыми ногтями впиваюсь в колени и не спускаю глаз со сцены. У моего спутника блестящее образование, костюм и «галстук цвета рухнувшей надежды». У мужчины напротив – гитара, наглость и отсутствие перспективы. И для меня – выбор очевиден.
Еще лет десять, и я превращусь в бескровную куклу в полный рост, у которой рюши и ледяной бисер по подолу. Она будет писать грамматически верные тексты, жить с хорошим мужчиной в теплой квартире. Она будет честно любить – свою ушастую собаку с печальными глазами. И только в каких-то болезненных письмах старым подругам будет вспоминать своих невесомых мальчишек без возраста и будущего. Глупых мальчишек, любивших ее и любивших других, с плохими песнями, гениальными стихами и длинными челками. Мальчишек-предателей с холодными пальцами, искусанными струнами.
Еще лет десять, и я поселюсь в книжке Мураками. В одной из тех глав, где джаз и рок-н-ролл, и за окном промокший Город, и за столиками – такие же, как и я. Мы будем петь Dire Straits и смотреть на вечных мальчишек на сцене.
А пока – у меня спутник в костюме по левую руку. И бесподобная улыбка со сцены по правую. Так было всегда, и однажды мне и правда придется сделать выбор.
Он так похож на Мийю, и я леденею, коченею, белыми ногтями впиваюсь в колени и не спускаю глаз со сцены. У моего спутника блестящее образование, костюм и «галстук цвета рухнувшей надежды». У мужчины напротив – гитара, наглость и отсутствие перспективы. И для меня – выбор очевиден.
Еще лет десять, и я превращусь в бескровную куклу в полный рост, у которой рюши и ледяной бисер по подолу. Она будет писать грамматически верные тексты, жить с хорошим мужчиной в теплой квартире. Она будет честно любить – свою ушастую собаку с печальными глазами. И только в каких-то болезненных письмах старым подругам будет вспоминать своих невесомых мальчишек без возраста и будущего. Глупых мальчишек, любивших ее и любивших других, с плохими песнями, гениальными стихами и длинными челками. Мальчишек-предателей с холодными пальцами, искусанными струнами.
Еще лет десять, и я поселюсь в книжке Мураками. В одной из тех глав, где джаз и рок-н-ролл, и за окном промокший Город, и за столиками – такие же, как и я. Мы будем петь Dire Straits и смотреть на вечных мальчишек на сцене.
А пока – у меня спутник в костюме по левую руку. И бесподобная улыбка со сцены по правую. Так было всегда, и однажды мне и правда придется сделать выбор.
среда, 12 мая 2010
Amantes- amentes...
Последние полгода прописные истины открываются одна за другой. И, пожалуй, самую главную из них мне удалось сформулировать только на днях. Элементарная, в сущности, вещь, о которую я уже набила дюжину шишек.
Мы начитались умных книжек и говорим: не моя дверь, не моя дорога. Неприятно что-то свербит, и интуиция с размаху ставит печать: «Отклонить». И мы не идем на встречу, которая стала бы первым звеном в потрясающей цепочке событий. Не едем в далекий город, который изменил бы всю нашу жизнь. Отказываемся от мечты, потому что кажется – не мое. В таких случаях говорим: «Зачем? Я знаю, что ничего не выйдет».
Честное слово, все самые лучшие события в моей жизни случались через «не хочу», «не вижу смысла» и «не моя дверь».
Радостное возбуждение, предвкушение, томительное ожидание – если до события рукой подать, в метафизическом смысле. Если это следующая ступенька лестницы, но никак не прыжок в подготовленное для вас, ваше персональное неизвестное. Но самые лучшие встречи, самые большие перемены – от зоны комфорта за три версты. От сегодняшней жизни далеки настолько, что внутреннее Я растерянно моргает и притворяется интуицией. Можно идти по лестнице, можно время от времени решаться на дальние прыжки, и мечта, которая неприятно свербит накануне исполнения – такой вот дальний прыжок.
И единственное, о чем можно сожалеть – о тех «не моих дверях», которые я даже не пыталась открыть. Горе от ума и издержки медитативного образа жизни, ничего не поделать.
Мы начитались умных книжек и говорим: не моя дверь, не моя дорога. Неприятно что-то свербит, и интуиция с размаху ставит печать: «Отклонить». И мы не идем на встречу, которая стала бы первым звеном в потрясающей цепочке событий. Не едем в далекий город, который изменил бы всю нашу жизнь. Отказываемся от мечты, потому что кажется – не мое. В таких случаях говорим: «Зачем? Я знаю, что ничего не выйдет».
Честное слово, все самые лучшие события в моей жизни случались через «не хочу», «не вижу смысла» и «не моя дверь».
Радостное возбуждение, предвкушение, томительное ожидание – если до события рукой подать, в метафизическом смысле. Если это следующая ступенька лестницы, но никак не прыжок в подготовленное для вас, ваше персональное неизвестное. Но самые лучшие встречи, самые большие перемены – от зоны комфорта за три версты. От сегодняшней жизни далеки настолько, что внутреннее Я растерянно моргает и притворяется интуицией. Можно идти по лестнице, можно время от времени решаться на дальние прыжки, и мечта, которая неприятно свербит накануне исполнения – такой вот дальний прыжок.
И единственное, о чем можно сожалеть – о тех «не моих дверях», которые я даже не пыталась открыть. Горе от ума и издержки медитативного образа жизни, ничего не поделать.
вторник, 04 мая 2010
Amantes- amentes...
Я провожу выходные в компании своего японского мужчины, который по будням ставит эксперименты на кроликах, а по выходным играет на пианино Шопена. Англичанина, который за 5 лет в Японии выучил 5 слов – по слову в год. Хикикомори, который впервые за год вышел из дома и покрывается крупным потом каждый раз, когда с ним пытается кто-нибудь заговорить. Француза, который работает гением в компании Apple. Двух японок, которые говорят с эстонским акцентом и по уши влюблены во французского гения. Ем сырую рыбу и поливаю соевым соусом только что выловленные ракушки, молюсь японским богам и покупаю свечи в русской церкви от местной домашней нечисти.
Я насквозь пропахла морем, приезжаю домой и читаю письма. Брат присылает фотографии моей собаки, пес совсем вырос, лохматый и избалованный. А я смотрю на него и думаю: как бы всем сказать осторожно, что я совсем не хочу домой. Что я, как улитка, обзавелась своей раковиной, и дом там, где я, мой ноутбук и чашка горячего чая. Что чувство дома меняется. Что тянут оставленные дома колоды карт, недочитанные книжки, шумные попугаи и люди, люди, люди. Но только для того, чтобы разве что – забрать их с собой. Запах моря покрепче любого приворотного зелья, не отвертеться.
Я насквозь пропахла морем, приезжаю домой и читаю письма. Брат присылает фотографии моей собаки, пес совсем вырос, лохматый и избалованный. А я смотрю на него и думаю: как бы всем сказать осторожно, что я совсем не хочу домой. Что я, как улитка, обзавелась своей раковиной, и дом там, где я, мой ноутбук и чашка горячего чая. Что чувство дома меняется. Что тянут оставленные дома колоды карт, недочитанные книжки, шумные попугаи и люди, люди, люди. Но только для того, чтобы разве что – забрать их с собой. Запах моря покрепче любого приворотного зелья, не отвертеться.
пятница, 30 апреля 2010
Amantes- amentes...
Don’t forget to fly. Надпись на плакате в «Старбаксе».
Это Вальпургиева ночь, и Белтайн, и без суток полнолуние, и новый поворот Колеса года.
Это ушедший апрель. Это новая привычка пить чай с молоком. Это безответственность и голова кругом. Это предательские рассветы сквозь плотные шторы, люди, с которыми хочется быть нараспашку. Это сонные поезда, на которых возвращаешься домой с ужина к обеду. Это признания в любви на всех языках мира – косноязычно и не очень уверенно в искренности собственных чувств, и – счет часам, которые выпросил у жизни для короткого сна. Безотчетно, беспробудно, безответственно счастлива. И весны ведь уже больше не будет, независимо от прогноза погоды. Здесь как-то быстро меняются краски с сырой акварели на крепкую тушь, и май – уже лето.
С праздником мажьим. Сильных намерений, ветра перемен и апрельского безответственного счастья.
суббота, 27 марта 2010
Amantes- amentes...
Первую в этом году цветущую сакуру я увидела вчера около полуночи в сквере из пяти деревьев на Икебукуро. Перезимовали. Теперь точно все. Я ее и правда ждала, эту капризную сакуру, которая все медлила и не пускала в весну. Теперь только вперед; и внутри, и снаружи перемен столько, что дух захватывает.
***
Я смотрела на сакуру и своего спутника и думала о том, что у японцев, наверное, нет кризиса тридцати лет. У них куча других кризисов, начиная с момента окончания университета, но этого, кажется, нет. В тридцать они выглядят как подростки, но слишком много работают. «После окончания рабочего дня я все равно не могу уйти с работы раньше своего начальника, но сегодня я сказал, что у меня свидание, поэтому меня отпустили». Не дай бог такую жизнь, в которой мне в тридцать лет придется отпрашиваться у начальства на свидания.
***
Совсем скоро в Токио наступит Час Земли. Я выключу свет, возьму термос с чаем, плеер и пойду на детскую площадку скрипеть качелями. Надеюсь в ваших темных окнах тоже будет нескучно.
Еще немного весны...
***
Я смотрела на сакуру и своего спутника и думала о том, что у японцев, наверное, нет кризиса тридцати лет. У них куча других кризисов, начиная с момента окончания университета, но этого, кажется, нет. В тридцать они выглядят как подростки, но слишком много работают. «После окончания рабочего дня я все равно не могу уйти с работы раньше своего начальника, но сегодня я сказал, что у меня свидание, поэтому меня отпустили». Не дай бог такую жизнь, в которой мне в тридцать лет придется отпрашиваться у начальства на свидания.
***
Совсем скоро в Токио наступит Час Земли. Я выключу свет, возьму термос с чаем, плеер и пойду на детскую площадку скрипеть качелями. Надеюсь в ваших темных окнах тоже будет нескучно.
Еще немного весны...
пятница, 19 марта 2010
Amantes- amentes...
В Токио весна, сладкий ветер и прочие прелести бытия. В школе закончилось первое полугодие, начались весенние каникулы, и я бы сейчас хотела написать о своих сногсшибательных планах за две недели объездить весь остров и пару соседних, купить платье в цветочек, красные туфли и апрельские Chanel, навестить любимого парикмахера, выбросить из головы китайца и подыскать японца. Но.
Я заплатила за обучение, и теперь на моем счете 150$ и еще сотня в кошельке. С этой фразы мог бы начинаться какой-нибудь фильм про бездумную молодежь, прожигающую жизнь до последнего цента, но так начнется история про весьма скучные каникулы, погребенные под завалами работы. Это означает, что питаться я буду исключительно овсянкой, перемещаться по Токио на велосипеде и каждый вечер нашаманивать заказы. Весьма вовремя вспомнилось про пост, необходимость духовного очищения и аскетического образа жизни. Вспомнились все желающие пригласить меня на ужин и всем ответилось снисходительным согласием.
А за окном – весна...