У меня нет ни косы, ни серпа.
Черный плащ с капюшоном я ношу, лишь когда холодно.
И этих черт лица, напоминающих череп,
которые, похоже, вам так нравится цеплять на
меня издалека, у меня тоже нет. Хотите
знать, как я выгляжу на самом деле?
Я вам помогу. Найдите себе
зеркало, а я пока продолжу.
(с) Маркус Зузак


Знаете, это невыразимо, что такое. Я прочитала быстро, перескакивая строчки, страниц тридцать чужой книжки. И чуть не подавилась всеми своими словами. Потому что текст просто сокрушительный:

"Тут никто не хотел задерживаться, но почти все останавливались и озирались. Улица — как длинная переломленная рука, на ней — несколько домов с рваными стеклами и контужеными стенами. На дверях нарисованы звезды Давида. Дома эти — будто какие-то прокаженные. По самой меньшей мере — гноящиеся болячки на израненной немецкой земле.
— Шиллер-штрассе, — сказал Руди. — Улица желтых звезд.
Вдалеке по улице брели какие-то прохожие. Из-за мороси они казались призраками. Не люди, а кляксы, топчущиеся под тучами свинцового цвета".

Первую книгу Лизель украла в десять лет, на кладбище, – "Наставление могильщику". Позже по ней приемный отец будет учить ее читать. Еще одну книгу Лизель украдет в предвоенный день рождения Гитлера – из позорного костра пропагандистской литературы. А потом начнет писать сама, по ночам в подвале, в разбомбленной фашисткой Германии. В которой чистокровные немцы прячут у себя соседей-евреев и преклоняются перед чернокожими спортсменами. Голодные, запуганные, уставшие немцы, которым дела нет до чужих майн кампфов.

И на все это с нескрываемым удивлением смотрит Смерть – дух мужского рода, от лица которого ведется повествование. Он аккуратно выполняет свою работу и недоумевает, как в человеке одновременно уживаются красота и зверство. Мне кажется, он восхищается людьми. И чуть-чуть раздражается после трудного дня – уж слишком много работы случается, когда включают печи концлагерей. Он буквально сбивается с ног.

"Я хотел объяснить, что постоянно переоцениваю и недооцениваю род человеческий — и редко просто оцениваю. Я хотел спросить ее, как одно и то же может быть таким гнусным и таким великолепным, а слова об этом — такими убийственными и блистательными".