Итак, что мы имеем? – чашку молока, бумаги,
Одиннадцать ночи.
И кажется мне: табуны лошадей подходят
К окну за моей спиной (с) Кортасар
Одиннадцать ночи.
И кажется мне: табуны лошадей подходят
К окну за моей спиной (с) Кортасар
В город пришел ветер и останется здесь, пожалуй, до весны. Как раз вовремя – южное солнце уже набило оскомину, жаркое небо слишком тесное. Ветер вернулся и грозится сорвать все крыши к чертям. И правильно. Отгородились от неба старой черепицей и думают, спрятались. Безумцы. А я в углу города рисую красными карандашами одно и то же лицо с глазами, напоминающими черный паслен и ворохом ломаных линий-волос. Как, спросите вы, красными карандашами можно нарисовать черный паслен? Сама не понимаю.
Мимо ходят бритые девочки и длинноволосые мальчики. Напротив пьет ром давно посторонний человек, который влюбляется для того, чтобы писать стихи. Но про меня стихи получаются злые, поэтому он предпочитает влюбляться не в меня, а в школьниц с податливыми коленками и иногда – в студентов с длинными челками.
Почти полночь, почти полнолуние, я приеду в спящий пригородный дом, брошу на подушку карандашное лицо и сварю кофе со жженым сахаром и орехами. Буду сидеть на ступеньках и вспоминать, каково это – писать стихи и улыбаться в чужие губы. Неужели бывает. Nowhere. Now here.